Чисто семейное дело - Страница 79

— Куда это вы наладились? По нужде, что ли?

— Нет, — опроверг ее неделикатное предположение Хельги, — к зыгу.

— Куда?! — удивилась та.

— Сам не знаю куда. Пророчество там какое-то… Короче, идем с нами! — бестолково ответил брат по оружию.

Таинственный зыг оказался кем-то вроде местного старейшины, совмещающего обязанности жреца, колдуна, предсказателя, лекаря и наставника молодежи. Жил он отдельно от всех, не в каменной хижине на плато, а в пещере ниже по склону. Сказать, что был он стар — ничего не сказать. Провожатый по дороге упомянул, что прожил зыг на свете около пяти веков, и добавил: «А потому надобно ему в самое нутро уха орать, иначе не услышит», но Хельги при виде старца решил, что братец здорово преуменьшил его возраст. Тот выглядел старым, как сам мир, и страшным, как моровое поветрие. Годы никого не красят, а проклятого гоблина в особенности. Один горб чего стоил! Жир из него давно ушел, и главное украшение «зрелого мужа» превратилось в безобразную кожистую складку, покрытую редкой седой щетиной и свисавшую с загривка наподобие капюшона. Зимой от посторонних глаз ее скрыла бы одежда, но летом орки, независимо от пола и возраста, ходят в одних штанах, и зыг не был исключением.

Передвигался старец на скрюченных, изуродованных артритом ногах, был плешив, туговат на ухо, крив на правый глаз, лишен всех клыков и кисти левой руки, но абсолютно здрав умом и тверд памятью. Он-то сразу понял, что так напугало юного Тагчеффахгхора!

Современная научно-историческая традиция, стремящаяся представить орочий род как беззаконное сборище примитивных, бессмысленно-агрессивных дикарей, на самом деле в корне неверна.

Проклятие, довлеющее над ними, изолировало гоблинов Аль-Оркана от мира, отрезало от современной цивилизации со всеми ее научными и магическими достижениями. Но знавали они и лучшие времена, хранили древние тайны, передавали из поколения в поколение сокровенные знания минувших эпох, давно утраченные другими народами. Среди орочьих зыгов встречались и такие, что могли бы по праву соперничать с профессиональными колдунами и дипломированными магами Старых Земель. Пожалуй, кое-кого из Великих заткнули бы за пояс!

Зыг родного поселения Тагчеффахгхора, несмотря на более чем внушительный даже для орка возраст, особо выдающимся мастером не был, в тайных делах не преуспел. Колдовал так себе, целительствовал спустя рукава (не помер хворый, ну и ладно), прорицал плохо и не по своей воле, и боги с ним общаться, похоже, не хотели. Но он долго жил на этом свете и очень много знал. Другие забыли — а он помнил, как помнили все зыги Аль-Оркана от южного побережья до Арвейских гор.

К примеру, пророчество о трех девах. Сделал его, по преданию, Великий аттаханский маг Хаз-Зарат, в далекую эпоху Старых Царств. Но видно, Судьбе было так угодно, чтобы утратили его смертные. Ни в одну книгу пророчеств не вошел его текст. Ни один из современных ученых магов не знал о его существовании. Но на всем протяжении Аль-Оркана, в самом захудалом селении, на самом малом плато не нашлось бы орчонка, который не слышал бы о нем от своего зыга и не трепетал. Недобрым, ох, каким недобрым было оно!

А гласило оно вот что:

«Ровно полтысячелетия, час в час, минует с того дня, как уйдет в Долину забвения властелин, чьим именем был изменен жизненный уклад Староземья. И отыщутся те, кто захочет вернуть его на прежнюю стезю. Они не будут желать Зла; вновь обрести отнятое — и только — их цель. Но переоценят умение свое их маги. Такие силы выпустят они в мир, что не выстоять миру! На путь гибели станет он в час, когда на жертвенном алтаре будут поруганы три невинные девы, назначенные невесты, уведенные из-под венца. Это они, несчастные, станут матерями Ужаса. И придут темные времена. Будет голод и чумной мор, брат пойдет на брата, отцы станут пожирать своих детей, день сменится ночью, города превратятся в кладбища, а кладбища станут городами, и нежить будет править жизнью. А потом свету придет конец…»

Такие вот перспективы рисовал притихшим слушателям старый зыг плато Тфухат!

Тагчеффахгхор охал, ахал, сокрушенно сопел носом. Хельги с Меридит слушали молча и так же, в мрачном молчании, покинули пещеру. Настроение было — хоть могилу рой! Но не конец света пугал их, не горькая участь трех дев печалила. Нашлись другие приоритеты.

Только поднявшись на плато, Хельги нарушил тишину, пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Просто не представляю, как мы скажем об этом Орвуду! Он будет в ярости!

Меридит угрюмо кивнула.

Орвуд был в ярости! Бушевал, аки голодный тролль!

Он с самого начала был настроен довольно агрессивно, долго отчитывал воротившихся лазутчиков: куда запропастились, где так долго шлялись, и неужели трудно было вспомнить о родных и близких, которые пребывают в неведении и сходят с ума от беспокойства?!

На самом деле сердился он не вполне искренне, просто для порядка. Недавно возникшая связь, еще не ставшая привычной, позволяла ему чувствовать очень ясно: ничего плохого с ними не случилось. Но если раньше на его ворчание последовал бы резкий ответ типа «отвяжись, мы тебя в няньки не нанимали», то теперь Меридит с Хельги обязаны были с ним считаться и безропотно сносить все упреки и нравоучения старшего брата. Разве мог он этим не воспользоваться?!

Но когда лазутчики доложили обстановку, поведали, как в действительности обстоят их «чисто семейные» дела, — вот тут гневу почтенного Канторлонга не было предела!

— Да что же это творится, демон подери!!! — орал он в голос. — Эти окаянные Силы Судьбы что, совсем о… — Тут последовало излишне экспрессивное аттаханское слово, употреблять которое при женщинах и особенно детях было крайне нежелательно. — Да мы вот только недавно мир спасали — и опять?! Двух недель отдохнуть не дали, паразиты! Куда это годится?! Даже каторжникам рудничным раз в год отпуск положен — отоспаться, к бабам сходить… А мы что, хуже?!