Чисто семейное дело - Страница 48

Повезло!

Моряки с барка «Ленивый вол» в один голос утверждали, что не далее как полмесяца назад, в Эттелии взяли на борт двух странных попутчиков. Человек в сером плаще и бледная, как неживая, дева всю дорогу до мыса Тавор просидели в отведенном им закутке безвылазно. Они не поднимались на палубу подышать, не просили еды либо питья и, что особенно впечатлило окружающих, ни разу не вышли «до ветру»! «Уж не упыри ли, а то и хуже», — гадали моряки. По утрам они украдкой осматривали собственные шеи и другие, более интимные места, удобные для укуса вампира. Ждали беды. Но день шел за днем, команда пребывала в полном здравии, и страхи постепенно улеглись. Однако избавиться от неприятных спутников все равно было отрадно…

— Так где, вы говорите, они сошли? На мысе Тавор? — уточнила Энка радостно. — О, мне доводилось бывать там в детстве! Чудесное местечко! Не то что проклятый Дефт, так-растак его к такой-то матери!.. Не подбросите, часом?

Отчего не подбросить добрых тварей, ежели все равно по пути? Капитану «Ленивого вола» так понравились образные эпитеты, коими сильфида наградила ненавистное королевство, что плату пассажирам он назначил чисто символическую, к пущему удовольствию Орвуда. Так что о Цире и его обитателях гном остался самого лучшего мнения. Но чего чудесного нашла сильфида в мысе Тавор, он так и не понял.

Одноименный городишко оказался отвратительным во всех отношениях. Население его было смешанным. По-аполидийски разнузданного нрава люди соседствовали здесь с буйными от природы лапифами. А потому единственный за последнее столетие день, обошедшийся без поножовщины, был занесен в городскую летопись и обведен красивой рамочкой.

Богатств у Тавора не имелось никаких, не считая общих для всего Западного Аполидия мягкого приморского климата и плодородной земли. Но в силу особенностей темперамента, ни люди, ни лапифы обрабатывать ее не желали — слишком много возни. У жителей было два основных занятия: разведение коз (благо эти твари особого ухода не требуют) и беспробудное пьянство, причем пили все от мала до велика. Здесь даже грудных детей вспаивали из рожка кислым вином. А сами жили недолго. Кому за полвека — тот и старик, человек, нелюдь ли. Да только и до этого возраста не каждый доживал. Потому что вино губит тело и душу, но шай-танья вода — саму сущность. И тот, кто пьет ее изо дня в день — не хозяин себе, но раб ее. Мать, отца обворует, разорит, дитя родное в неволю продаст, жену под первого встречного положит, брата за глоток убьет — никого не пожалеет. Но до подобных страстей дело в Таворе доходило редко. Шай-танья вода была недорога и лилась рекой — всем хватало. Таворцы спивались поколениями, и каждое последующее рождало больше уродов и слабоумных, чем предыдущее. Самое полезное, что могли бы сделать добрые боги для этого загубленного края — извести его обитателей под корень, потому что исправить их было уже невозможно. Но богам, как известно, до смертных дела мало, и Тавор продолжал существовать во всем своем хмельном безобразии, отравляя округу стойким запахом пьяной мочи.

Войны в городе не случалось давно — никому он был не нужен. Но разорение царило похлеще, чем в Цире, ведь там оно было временным, а здесь — постоянным и привычным. Нормальных домов почти не осталось, лишь покосившиеся лачуги, сляпанные невесть из чего. Несколько административных зданий, сохранившихся на площади от давних лучших времен, смотрели на мир пустыми глазницами окон, темными провалами дверей. Понять, где заканчивается улица и начинается помойка, было невозможно — одно плавно перетекало в другое. Тела валялись среди отбросов, козы переступали через них копытцами, полчищами вились мухи, и трудно было разобрать, кто из них просто пьян, а кто уже труп. Но у Ильзы сложилось впечатление, что трупов все-таки больше, она шарахалась от каждой новой находки — брезговала. Маленькая же Урсула разглядывала их с детской непосредственностью, иногда даже тыкала пальцем — шевельнется или нет? Юные эскерольдцы отворачивались и творили охранные молитвы.

— Вы своего Кальдориана уже замучили! — осудил их Хельги. — Представляю, каково ему приходится! Только присел поесть-выпить, а тут: «Помоги, Пресветлый Отец наш!» Только прилег поспать: «Упаси, Великий Отец наш!» Лично я бы уже взбесился! И ладно бы по неотложному вопросу беспокоили! Так нет, дергаете по всяким пустякам! Ну что вам за дело до местных покойников? Лежат себе и лежат, не встают, вас не трогают — идите себе мимо! Зачем без конца молиться-то?

На этот вопрос юноши ответить не могли. Так их учили с детства, так поступали все вокруг. А зачем — не задумывались.

— Отец наш Кальдориан не ест, не пьет и не спит, — попробовал возразить Годрик. — Ведь он бог, он денно и нощно за нас радеет!

— Да уж конечно, не пьет он! Как же! Нашли трезвенника! — фыркнул убийца, не считаясь с религиозными чувствами юных фанатиков. — Вот погодите, будет время, тогда…

Что именно будет «тогда», он не договорил. Было видно — задумал что-то особенное, но что именно, так и не признался.

Из дневника Хельги Ингрема,

подменного сына ярла Гальфдана Злого

Меня давно занимает вопрос: зачем некоторые так часто молятся? Неужели боги обязаны выслушивать все их бесконечные причитания и просьбы? Ох, и нелегко же им, бедным, в таком случае приходится! Лично я, если бы меня постоянно дергали молитвами, назло не стал бы обращать внимания.

Впрочем, я-то молитв не слышу вовсе. Мы с Ильзой нарочно провели эксперимент. Я отошел подальше, а она стала ко мне взывать. Бесполезно. Как ни старался, ничего не уловил. Тогда Орвуд сказал, что мы поступаем неправильно. Надо действовать не напрямую, а через жрецов — у них с богами астральная связь.