Чисто семейное дело - Страница 39

— Логично, — согласился Эдуард. — Моему папаше понравилось бы.

Дело шло споро. Опрашивали одновременно семерых: по одному на нос, и Рагнару с Ильзой одного на двоих. Они сами так решили, работать вдвоем, чтобы ненароком чего не напутать. Сначала, пока на очереди были селяне богатые и важные, с центральных улиц, опрос результатов не давал: ничего подозрительного не встречали, никого чужого не заметили. Но потом пошел народ с окраин — сразу стало веселее. Нашлись те, кто видел и сурового господина в сером, и сонную молчаливую деву, что была при нем. Правда, описания давались противоречивые. Одни говорили, что господин был чисто выбрит, другие разглядели у него усы и бородку. Одни сочли деву стройной, другие — дородной, одни — юной, другие — в летах.

— Что за народ! — ворчал Эдуард. — Могли бы знать свою собственную принцессу в лицо! Вот у нас в Ольдоне…

— У вас в Ольдоне тебя родной папаша в лицо не признал! — осадила сильфида жестоко. Она не любила его «королевские замашки».

Бедный принц обиженно умолк.

Свидетели при всем разнообразии мнений сходились в одном: те двое ушли на юг, вдоль побережья. В Эттелию направлялись, не иначе. Больше таким путем идти некуда.

В общем, цель была достигнута: нужные сведения получены, дальнейший маршрут поисков определен. И сделано это было весьма оперативно — за день управились, спасибо почтенному председателю!

— Уважаю бюрократию, — похвалил Эдуард, — есть от нее несомненная польза!

— Только Максу об этом никогда не говори, — посоветовал Хельги, припомнив что-то свое, — он тебя не поймет!

…Для Аолена настали беспокойные дни. Никогда прежде ему не доводилось выступать в роли няньки. Уж на что в свое время казался изнеженным и неприспособленным к жизни Эдуард, новые спутники и его превосходили на целую голову!

Только теперь Аолен начинал сознавать: все его прежние знакомые — и принц ольдонский, во дни отрочества, и Улль-Бриан, кузен Рагнара, и даже незабвенный Бандарох Августус были, в сущности, вполне нормальными парнями. Слабыми и жалкими они выглядели только в сравнении с теми, кто был рожден для войны, кто с детских лет привык не жить, а выживать в самых невозможных условиях. Слишком высокая планка была поставлена для них, немудрено, что им было трудно до нее дотянуться. Они были не воинами, а обычными существами, как и большинство на этом свете, — только и всего.

Иное дело — юные Годрик со Спуном. Эти двое оказались особенными. Аолену таких еще не приходилось встречать… Впрочем, нет, приходилось. Но не среди людей, а среди собственных соплеменников, как ни парадоксально было это признавать.

Оба юноши — и благородный принц, и его простоватый друг детства, были прекрасно образованны (если на то пошло, лучше, чем тот же Хельги с его однобоким увлечением историей естественной и дремучим невежеством в области истории как таковой и прочих гуманитарных наук). Оба рассуждали о возвышенном и прекрасном не хуже любого эльфа. Оба владели изящными искусствами: умели музицировать, слагать вирши, писать акварели и танцевать менуэт. При этом слуга лишь немного отставал от господина, хотя и манеры его порой выдавали простонародное происхождение, и сам он честно признавал, что выучился всем этим премудростям не по своей воле.

Но при всех перечисленных достоинствах оба не имели ни малейшего представления о реальной жизни вне стен родного дворца. Их можно было сравнить с тепличными растениями, высаженными из оранжереи на открытый воздух и лишенными заботливого ухода садовников. Любая бытовая мелочь становилась для них непосильной задачей, ставила в тупик.

К примеру, они были не в состоянии не только развести костер и приготовить еду, но даже приличного хвороста собрать. Радостно, будто щенки на прогулке, тащили что ни попадя — свежие ветки, толстые бревна, совершенно сырые гнилушки. В первом встречном селении Аолен купил им одежду, одеяла и заплечные мешки — пришлось учить их завязывать лямки. С сапогами тоже вышло неладно. Горе-путешественники сбивали пальцы и пятки в кровь до тех пор, пока эльф не обнаружил, что они обуваются прямо на босу ногу, приняв портянки за носовые платки.

О том, что исподнее надо при удобном случае стирать, что, ночуя в лесу, не следует снимать верхнюю одежду, что, если возникла малая нужда, необязательно и даже опасно забираться на сотню шагов в глубь чащи, юноши даже не догадывались. Аолену же, в силу строгого эльфийского воспитания, было не так-то просто заводить с чужими людьми разговоры на столь интимные темы. Но приходилось, куда деваться.

Впрочем, юношей подобные беседы нисколько не смущали. Они внимали своему спасителю с восторженным интересом, любой житейский совет воспринимали как откровение, были готовы следовать ему безоговорочно. В считаные часы они привязались к Аолену как к родному, и эльфу было горько, что он не может отплатить им тем же. Чтобы почувствовать душевную близость к малознакомым существам, ему требовалось время. А до тех пор он продолжал держаться холодно и отстраненно. К счастью, благодарные юноши и не думали обижаться, понимали: если бы не вмешательство эльфа, их давно не было бы среди живых.

Аолену несколько дней не давал покоя вопрос: как получилось, что столь беспомощные юные существа ухитрились самостоятельно проделать долгий и опасный путь от родного Эскерольда до Эрринорских земель? И как их решились отпустить из дому одних, без сопровождения и охраны? Будь на месте эльфа любой другой — спросил бы прямо. Но у первородных свои представления о приличиях и принципы общения. Эльфы скорее предпочтут умереть от любопытства, нежели их нарушить. Впрочем, до этого дело не дошло. В один прекрасный момент Годрик сам завел разговор на интересующую Аолена тему и поведал всю предысторию их встречи.